В последние годы высшую Притцкеровскую премию в области архитектуры нередко получают не те, кто проектирует роскошные дорогостоящие объекты, а те, кто увлечен проектированием доступного, недорогого жилья. Эти архитекторы считают свой миссией улучшение жизни сотен тысяч, миллионов людей. К тому же и с профессиональной точки зрения интересно создать качественное жилье с улучшенными характеристиками – при этом доступное по цене.
Несколько лет назад прогремел проект Притцкеровского лауреата, чилийского архитектора Алехандро Аравены. Он предложил программу, которая называлась «половина хорошего дома». Основной принцип работы бюро Elemental, возглавляемого Алехандро Аравеной – «строим половину!» Строители возводят коробки будущих малоэтажных домов, проводят минимальные коммуникации, остальное же обсуждается с жителями, которые берут на себя часть дальнейшей работы. Достраивать вторую половину дома владелец будет тогда, когда появятся необходимые средства. Но в построенной половине уже можно жить!
Еще одни Притцкеровские лауреаты — французские архитекторы Анн Лакатон и Жан-Филипп Вассаль – получили свою награду за обновление и приспособление устаревшего жилого фонда эконом-класса под новые современные требования, придав одному из комплексов социального жилья, построенных несколько десятилетий назад, просторные стеклянные террасы и балконы.
Мы же пока нацелены на создание супердорогих ЖК, где обыкновенная однушка может потянуть на 12 млн рублей. А социально ориентированная архитектура для нас – непозволительная роскошь. Почему так происходит? Почему тренд на доступное и недорогое жилье у нас пока в загоне? Спросили об этом урбаниста, руководителя Института прикладной урбанистики Святослава МУРУНОВА.
Социальное жилье нужно для того, чтобы город максимально быстро адаптировал вновь приехавших
— Святослав, так почему же, на ваш взгляд, в России интерес к социальному жилью – его проектированию и строительству – не слишком высок? Почему у нас не развивается сегмент доступного жилья (за исключением программы реновации, которая проводится только в Москве?)
— Здесь есть несколько ключевых моментов, в том числе и мировоззренческих. Во-первых, по-разному понимаемое понятие «социальное жилье». В этом плане в России все еще присутствует замиксованный подход. Старшее поколение понимает социальное жилье, как бесплатное жилье от государства – как социальное, общественное благо. Другие понимают так, что это что-то благотворительное, для людей, которые уж совсем в очень тяжелой ситуации находятся – бомжей или сирот. Социальное – это, в понимании россиян, что-то такое для тех, кто не справился со своей жизнью и нуждается в заботе государства и общества.
Для третьей группы социальное жилье – это то жилье, которое общество считает необходимым для поддержания тех, у кого недостаточно материальных ресурсов – студентов, молодых семей, многодетных и так далее.
И это очень разное понимание социального приводит к тому, что никто не хочет заниматься чем-то непонятным. Никто не хочет продираться сквозь эти мировоззренческие разночтения, объяснять всем – проверяющим органам, покупателям, пользователям, проектировщикам, государственным органам — что такое социальное.
Проект обновления устаревшего жилого фонда за счет присоединения к нему террас и балконов. Реконструкция проходила без отселения жителей. Фото с сайта therthnewspaper.ru. Архитекторы Анн Лакатон и Жан-Филипп Вассаль
На западе давно сложилась практика, которая четко сформулирована в городских программах. Социальное жилье нужно для того, чтобы город максимально быстро адаптировал вновь приехавших или вновь возникших горожан («я студент – я учился в вузе, у меня пока нет нормальной работы, я нахожусь в поиске, и мне надо где-то жить; или мы – молодая семья, и у нас пока нет возможности купить большой дом или квартиру, но мы живем, работаем, у нас есть деньги; или я остался один, у меня есть деньги, занятие, но я не хочу жить в каком-то элитном районе, я хочу переместиться туда, где жизнь»).
Дальше. Социальное нужно тем городам, где есть запрос на развитие. Развитие – это всегда очень сложный период в становлении любой системы. Если ты развиваешься, ты должен сохранить за собой право на ошибку. Если есть ошибка, значит нужно сообщество, которое тебя поддержит в трудную минуту. Должно быть право на эксперимент.
Если возникает задача искать что-то новое, в этом случае нужна поддержка города.
Почему города поддерживают социальное жилье? Потому что социальное жилье – это не про бедных, это про развитие. Это возможность новым городским сообществам, новым субкультурам себя проявить. Посмотреть на их образ жизни и что-то полезное из этого взять себе на заметку. Ну, например, из коливингов можно взять много полезного в плане образования, программ для адаптации детей-мигрантов или переехавших и желающих ассимилироваться горожан. Коливинг предполагает некую общность, где рождаются, некие принципы, правила, которые переносятся из одной системы в другую.
Из-за того, что крупные города постоянно экспериментируют с разными группами, аудиториями, жизнь там бурлит. Например, Берлин сейчас предлагает максимальные возможности для адаптации любых художников, творческих личностей. Потому что у городского сообщества, владельцев недвижимости в Берлине — тех, кто управляет такими городскими системами, как университет, предпринимательские фонды, банки, — есть очень четкий запрос на то, чтобы не отстать от жизни и не пропустить какую-то важную инновацию, которая потом определит облик города, его положение в международном сообществе.
Поэтому, чтобы ассимилировать тех же художников, вы, как город, начинаете формировать программы. Начинаете диктовать инвесторам условия: «…вы нам постройте квартал, но так, чтобы там было как можно больше мастерских – потому что нам нужны творческие люди, чтобы там были пространства для образования, чтобы эти творческие личности взаимодействовали с населением».
Каким может быть формат этого пространства? Наверное, это должно быть арендное жилье, чтобы контингент этого квартала постоянно перемешивался. Одни «подросли», купили собственность, уехали – прибыли новые свежие силы. И в этом смысле, Берлин воспринимает социальное жилье, как некий социальный коллайдер: здесь сталкиваются разные субкультуры, и вокруг творчества строится какая-то кооперация, коммуникация. А город, как институция, из этой кооперации берет очень важные вещи. Немецкая столица, как городское сообщество, за счет социального жилья регулирует и разрабатывает инновации, которые потом превратятся в инвестиции. И Берлин знает, как на этом заработать. Он будет, как Манчестер, как Лондон, экспортировать кварталы с художниками. Ну, не так явно, конечно, но в виде какой-то формы, идеи.
Поэтому, убежден, социальное жилье – это пространство экспериментов, пространство поддержки. Для того, чтобы такое жилье создавать, нужна соответствующая политика. Какая это политика? Как минимум, не государственная. Потому что государство – это плохой градоустроитель. Оно мыслит миллиардами, миллионами квадратных метров. Ему нет дела до конкретного города. Ему важно, чтобы города существовали, и люди между ними не особенно бегали. Поэтому отсутствие субъекта, который мог бы сформулировать, что такое социальное жилье, а затем и спроектировать его — это первая причина отсутствия такого жилья.
Вторая проблема: каждому городу нужно самому определиться, кого он хочет поддерживать и зачем? Вот это отсутствие длинной стратегии – город будет дальше оставаться индустриальным, или он будет постиндустриальным или выберет какой-то третий путь – не позволяет городским системам договариваться. Владельцы недвижимости – каждый сам за себя. Девелоперы просто продают жилье, они выключены из этого процесса. А жители, они тоже не совсем участники преобразований.
Отсутствие реальных городских стратегий, стратегических субъектов приводит к тому, что доступным жильем никто не занимается. Нет фонда развития города, собранного из владельцев недвижимости – они прежде всего заинтересованы в том, чтобы городская недвижимость дорожала. Но они, эти владельцы, порой не вполне понимают, что она будет дорожать только в том случае, если в городе будет не только постоянный приток желающих купить эту недвижимость, но и постоянная смена деятельности.
Сейчас наш Центр прикладной урбанистики занимается городским планирование в Краснодаре. Краснодар в этом случае совершил все классические ошибки, которые только возможны. Он почему-то решил, что девелопмент – это городская экономика. Просто застроил сам себя жильем с малой обеспеченностью социальной структурой. Очень много проживающих, много тех, у кого есть запрос на социальные блага. Очень низкие лоббистские интересы.
Город сам себя закопал в жилье, и из этого будет выбираться лет 20-30 лет точно. И без сноса и перепланировки здесь не обойтись. Но перед этим Краснодару придется принять сложное стратегическое решение: признать ошибки и выбрать новую стратегию.
Итак, почему нет программ доступного жилья в нашей стране? Да потому что нет городов, способных сформулировать собственные стратегии. Это должен быть уровень города. Уровень Федерации мог бы работать на уровне программ поддержки доступного жилья. Каждый регион определяет, какие программы ему нужны, кого он собирается поддерживать этим доступным жильем, и какие смыслы вкладывать в территорию.
А Федерация может финансировать эти программы, помогая регионам останавливать отток людей в центральную часть России.
Например, если Хабаровск сейчас разработает свою программу доступного жилья, и в каждом городе эта программа будет иметь свою специфику: где-то нужно полностью менять стратегию развития города, где-то взять паузу, где-то чуть-чуть скорректировать, где-то пойдет реновация, а где-то – комплексное развитие территорий – туда поедут люди.
Важно, чтобы недорогое жилье проектировали местные архитекторы
— Как могло бы выглядеть у нас недорогое доступное жилье?
— В первую очередь, нужно сказать, что такое жилье могло бы способствовать развитию локального, местного рынка архитекторов. Например, в Нижнем Новгороде мощная архитектурная школа. Но девелоперы, которые работают на этом рынке, покупают проекты федеральных архитекторов, оставляя местным какие-то маленькие лакуны, кусочки заказов. А вот если бы город принял решение развивать городские районы, в том числе и за счет добавления кварталов социального жилья, арендных домов – то запрос на локальную архитектурную школу многократно усилился бы. Если ее в каком-то городе нет, то это запрос на то, чтобы выращивать ее через конкурсы, архитектурное образование, перезагрузку архвуза, и так далее.
Почему на западе на общественные объекты устраиваются архконкурсы? Библиотека, вокзал, консерватория, концертный зал – это все объекты, которые относятся к общественному благу. Это все базовые функции города. И, конечно же, город за счет этого формирует какую-то идентичность или присоединяется к какому-то тренду, который считает для себя важным и нужным – к сети городов с похожими ценностями.
Проект «половина хорошего дома» бюро Elemental и архитектора Алехандро Аравены
Словом, неважно, как бы могло выглядеть это недорогое доступное жилье. Важно, чтобы его проектировали местные архитекторы.
Если подходить к социальному жилью, как жилью, дающему возможность развития – студенчество, пост-студенчество, художники, молодые семьи, мигранты, экспаты и так далее – то в этом жилье должны быть функции интеграционные, поддерживающие. Комьюнити-центр, коворкинг, какая-то буферная зона, чтобы горожане из соседних районов не боялись этого дома и квартала. И расположение делало бы этот квартал не каким-то гетто, а частью стареющего района или района, который нуждается в новой молодой крови.
На мой взгляд, здесь больше вопросов не к архитекторам, а к постановщикам задач. Тот, кто формирует ТЗ, структуру этого нового типа жилья, и несет полную ответственность.
Доступное жилье может появиться только на сложении интересов локальных групп и городских сообществ
— Кто бы мог взяться и кто бы был заинтересован в строительстве доступного жилья? Можно ли говорить о какой-то экономической модели, которая была бы выгодна и девелоперу тоже?
— Хороший вопрос, потому что в нем заключена как раз основная причина, почему такое жилье не появляется. А не появляется оно потому, что оно должно рождаться на сложении интересов И одним из главных игроков здесь должен стать, конечно же, городской бизнес (причем бизнес не колонизаторский, который рассматривает город как ресурс, а локальный бизнес, заинтересованный в капитализации города, появлении каких-то новых функций, предприятий, товаров и услуг и конкуренции этими товарами на внешних рынках).
Здесь стык интересов следующий: если в городе остались градообразующие предприятия, то они заинтересованы в таком жилье прежде всего. Потому что они все время привлекают новые кадры. Во-вторых, это, конечно, университет, потому что он заинтересован в том, чтобы студенты, окончившие его программу, остались на его территории и применили полученные знания в реальной практике. Тогда университет начинает дорожать («Если я вижу, что я научился в этом университете модерации, применил и построил успешную карьеру, значит университет хороший. А если я окончил университет и ушел куда-то в никуда, и обо мне никто не знает, диплом мне не пригодился, и я сто раз поменял профессию, то университет должен дешеветь, менять ректора»).
В-третьих, это владельцы городской земли. Это ресурс, который не производится, и мы все время должны анализировать, кто и как использует городскую землю, и как эта земля будет работать на город. Должен соблюдаться баланс общественных и частных территорий, культурных и социальных функций.
В-четвертых, это владельцы недвижимости – не важно, муниципалитет это, или регион, либо федерация, либо частные владельцы.
И в-пятых, это профессиональные группы – архитектурное сообщество, сообщество урбанистов экономистов, юристов, социологов, педагогов – тех, кто заинтересован в том, чтобы базовые городские процессы актуализировались, отвечали на современные вызовы.
Ну и, на мой взгляд, городское сообщество, через акционирование – могло бы стать со-инвестором такого жилья, такого способа жизни. Потому что если мы поколение состоявшееся – 40 — 60+, то у нас есть некоторые накопления. И мы, конечно же, размышляем, куда эти накопления применить. И если у меня появляется в городе инструмент со-финансирования новых форм образования или обучения молодых специалистов в сфере здравоохранения, организации событий, то я понимаю, что я своим рублем могу косвенно поучаствовать в появлении новой жизни, новой крови, новых форм существования.
К сожалению, у нас пока нет диалога между разными городскими стейкхолдерами. Они даже не задумываются о том, чтобы договориться. Каждый пытается урвать свой кусок счастья, а город – это все-таки сложение интересов.
— В каком случае проектирование такого жилья было бы интересно архитектору?
— В случае, если ТЗ сложное, явно не содержит в себе каких-то тривиальных решений. Если это концептуальная городская задача. Например, придумать, как в городе оставить молодежь. Дать возможность разным группам реализоваться и при этом не породить новые конфликты с уже существующими группами.
Нужно проектировать не жилье, а образ жизни в городе. Поэтому если бы архитектору кто-то предоставил ТЗ, ему было бы легче понять, что он должен спроектировать. А спроектировать он должен не квадратные метры, а образ деятельности. Образ занятости. Это вообще не про цену.
Беседовала Елена МАЦЕЙКО
(на фото вверху — Святолав Мурунов, фото с сайта omskzdes.ru)